Неточные совпадения
— Здесь нечисто! Я встретил сегодня черноморского урядника; он мне знаком — был прошлого года в
отряде; как я ему сказал, где мы остановились,
а он мне: «Здесь, брат, нечисто, люди недобрые!..» Да и в самом деле, что это за слепой! ходит везде один, и на базар, за хлебом, и за водой… уж видно, здесь к этому привыкли.
И снова, преданный безделью,
Томясь душевной пустотой,
Уселся он — с похвальной целью
Себе присвоить ум чужой;
Отрядом книг уставил полку,
Читал, читал,
а всё без толку:
Там скука, там обман иль бред;
В том совести, в том смысла нет;
На всех различные вериги;
И устарела старина,
И старым бредит новизна.
Как женщин, он оставил книги,
И полку, с пыльной их семьей,
Задернул траурной тафтой.
Отправь ее завтра ж одну к родителям твоим:
а сам оставайся у меня в
отряде.
— Стреляют они — так себе. Вообще —
отряды эти охотничьи — балаган!
А вот казачишки — эти бьют кого попало. Когда мы на Пресне у фабрики Шмита выступали…
Самгину хотелось поговорить с Калитиным и вообще ближе познакомиться с этими людьми, узнать — в какой мере они понимают то, что делают. Он чувствовал, что студенты почему-то относятся к нему недоброжелательно, даже, кажется, иронически,
а все остальные люди той части
отряда, которая пользовалась кухней и заботами Анфимьевны, как будто не замечают его. Теперь Клим понял, что, если б его не смущало отношение студентов, он давно бы стоял ближе к рабочим.
Он тотчас же рассказал: некий наивный юрист представил Столыпину записку, в которой доказывалось, что аграрным движением руководили богатые мужики, что это была война «кулаков» с помещиками, что велась она силами бедноты и весьма предусмотрительно; при дележе завоеванного мелкие вещи высокой цены, поступая в руки кулаков, бесследно исчезали,
а вещи крупного объема, оказываясь на дворах и в избах бедняков, служили для начальников карательных
отрядов отличным указанием, кто преступник.
С Поварской вышел высокий солдат, держа в обеих руках винтовку,
а за ним, разбросанно, шагах в десяти друг от друга, двигались не торопясь маленькие солдатики и человек десять штатских с ружьями; в центре
отряда ехала пушечка — толщиной с водосточную трубу; хобот ее, немножко наклонясь, как будто нюхал булыжник площади, пересыпанный снегом, точно куриные яйца мякиной.
Можно было думать, что этот могучий рев влечет за собой
отряд быстро скакавших полицейских, цоканье подков по булыжнику не заглушало,
а усиливало рев.
Отряд ловко дробился, через каждые десять, двадцать шагов от него отскакивал верховой и, ставя лошадь свою боком к людям, втискивал их на панель, отталкивал за часовню, к незастроенному берегу Оки.
К сожалению, он чересчур много надеялся на верность черных: и дружественные племена, и учрежденная им полиция из кафров, и, наконец, мирные готтентоты — все это обманывало его, выведывало о числе английских войск и передавало своим одноплеменникам,
а те делали засады в таких местах, где английские
отряды погибали без всякой пользы.
Из донесений известно, что наши плаватели разделились на три
отряда: один отправился на нанятом американском судне к устьям Амура, другой на бременском судне был встречен английским военным судном. Но англичане приняли наших не за военнопленных,
а за претерпевших кораблекрушение и...
Там многие племена соединяются и воюют с ожесточением, но не нападают в поле на массы войск,
а на отдельные небольшие
отряды, истребляют их, берут в плен и прячутся.
Идти под гору было легко, потому что старая лыжня хотя и была запорошена снегом, но крепко занастилась. Мы не шли,
а просто бежали и к вечеру присоединились к своему
отряду.
В это время подошли кони. Услышав наш выстрел,
А. И. Мерзляков остановил
отряд и пришел узнать, в чем дело. Решено было для добычи меда оставить двое стрелков. Надо было сперва дать пчелам успокоиться,
а затем морить их дымом и собрать мед. Если бы это не сделали мы, то все равно весь мед съел бы медведь.
Нам не повезло. Мы приехали во Владивосток два дня спустя после ухода «Эльдорадо». Меня выручили П.Г. Тигерстедт и
А.Н. Пель, предложив отправиться с ними на миноносцах. Они должны были идти к Шантарским островам и по пути обещали доставить меня и моих спутников в залив Джигит [
Отряд состоял из 5 миноносцев: «Грозный», «Гремящий», «Стерегущий», «Бесшумный» и «Бойкий».].
Здесь мы расстались с П.П. Бордаковым. Он тоже решил возвратиться в Джигит с намерением догнать Н.
А. Десулави и с ним доехать до Владивостока. Жаль мне было терять хорошего товарища, но ничего не поделаешь. Мы расстались искренними друзьями. На другой день П.П. Бордаков отправился обратно,
а еще через сутки (3 августа) снялся с якоря и я со своим
отрядом.
Следующий день был 15 августа. Все поднялись рано, с зарей. На восточном горизонте темной полосой все еще лежали тучи. По моим расчетам,
А.И. Мерзляков с другой частью
отряда не мог уйти далеко. Наводнение должно было задержать его где-нибудь около реки Билимбе. Для того чтобы соединиться с ним, следовало переправиться на правый берег реки. Сделать это надо было как можно скорее, потому что ниже в реке воды будет больше и переправа труднее.
27 сентября было посвящено осмотру реки Найны, почему-то названной на морских картах Яходеи-Санка. Река эта длиной 20 км; истоки ее находятся в горах Карту, о которых будет сказано ниже. Сначала Найна течет с севера на юг, потом поворачивает к юго-востоку и последние 10 км течет к морю в широтном направлении. В углу, где река делает поворот, находится зверовая фанза. Отсюда прямо на запад идет та тропа, по которой прошел
А.И. Мерзляков со своим
отрядом.
На другой день утром Дерсу возвратился очень рано. Он убил оленя и просил меня дать ему лошадь для доставки мяса на бивак. Кроме того, он сказал, что видел свежие следы такой обуви, которой нет ни у кого в нашем
отряде и ни у кого из староверов. По его словам, неизвестных людей было трое. У двоих были новые сапоги,
а у третьего — старые, стоптанные, с железными подковами на каблуках. Зная наблюдательность Дерсу, я нисколько не сомневался в правильности его выводов.
Новый
отряд состоял из девяти стрелков [Сагид Сабитов, Степан Аринин, Иван Туртыгин, Иван Фокин, Василий Захаров, Эдуард Калинковский, Василий Легейда, Дмитрий Дьяков и Степан Казимирчук.], ботаника НА Десулави, студента Киевского университета П.П. Бордакова и моего помощника
А.И. Мерзлякова.
Если же
отряд идет быстрее, чем это нужно съемщику, то, чтобы не задерживать коней с вьюками, приходится отпускать их вперед,
а с собой брать одного стрелка, которому поручается идти по следам лошадей на таком расстоянии от съемщика, чтобы последний мог постоянно его видеть.
Я велел подбросить дров в костер и согреть чай,
а сам принялся его расспрашивать, где он был и что делал за эти 3 года. Дерсу мне рассказал, что, расставшись со мной около озера Ханка, он пробрался на реку Ното, где ловил соболей всю зиму, весной перешел в верховья Улахе, где охотился за пантами,
а летом отправился на Фудзин, к горам Сяень-Лаза. Пришедшие сюда из поста Ольги китайцы сообщили ему, что наш
отряд направляется к северу по побережью моря. Тогда он пошел на Тадушу.
Отряд наш несколько отстал,
а мы с Дерсу шли впереди и говорили между собой.
Пока люди собирали имущество и вьючили лошадей, мы с Дерсу, наскоро напившись чаю и захватив в карман по сухарю, пошли вперед. Обыкновенно по утрам я всегда уходил с бивака раньше других. Производя маршрутные съемки, я подвигался настолько медленно, что через 2 часа
отряд меня обгонял и на большой привал я приходил уже тогда, когда люди успевали поесть и снова собирались в дорогу. То же самое было и после полудня: уходил я раньше,
а на бивак приходил лишь к обеду.
Я пошел скорее и через полчаса подходил к Фудзину. За рекой я увидел китайскую фанзу, окруженную частоколом,
а около нее на отдыхе наш
отряд.
На нем плавало множество уток. Я остался с Дерсу ради охоты,
а отряд ушел вперед. Стрелять уток, плававших на озере, не имело смысла. Без лодки мы все равно не могли бы их достать. Тогда мы стали караулить перелетных. Я стрелял из дробовика,
а Дерсу из винтовки, и редкий раз он давал промахи.
В путешествие просилось много людей. Я записывал всех,
а затем наводил справки у ротных командиров и исключал жителей городов и занимавшихся торговлей. В конце концов в
отряде остались только охотники и рыболовы. При выборе обращалось внимание на то, чтобы все умели плавать и знали какое-нибудь ремесло.
Появление военного
отряда, видимо, их сильно смущало,
а наличие вьючных коней указывало, что
отряд этот идет издалека и далеко.
Сориентировавшись, я спустился вниз и тотчас отправил Белоножкина назад к П.К. Рутковскому с извещением, что дорога найдена,
а сам остался с китайцами. Узнав, что
отряд наш придет только к вечеру, манзы собрались идти на работу. Мне не хотелось оставаться одному в фанзе, и я пошел вместе с ними.
Когда мы вернулись в фанзу,
отряд наш был уже готов к выступлению. Стрелки и казаки позавтракали, согрели чай и ожидали нашего возвращения. Закусив немного, я велел им седлать коней,
а сам вместе с Дерсу пошел вперед по тропинке.
Работа между участниками экспедиции распределялась следующим образом. На Г.И. Гранатмана было возложено заведование хозяйством и фуражное довольствие лошадей.
А.И. Мерзлякову давались отдельные поручения в сторону от главного пути. Этнографические исследования и маршрутные съемки я взял на себя,
а Н.
А. Пальчевский направился прямо в залив Ольги, где в ожидании
отряда решил заняться сбором растений,
а затем уже присоединиться к экспедиции и следовать с ней дальше по побережью моря.
В 1905 году он был занят революционерами, обстреливавшими отсюда сперва полицию и жандармов,
а потом войска. Долго не могли взять его. Наконец, поздно ночью подошел большой
отряд с пушкой. Предполагалось громить дом гранатами. В трактире ярко горели огни. Войска окружили дом, приготовились стрелять, но парадная дверь оказалась незаперта. Разбив из винтовки несколько стекол, решили штурмовать. Нашелся один смельчак, который вошел и через минуту вернулся.
При этом он с большой горечью отзывался о своем бывшем
отряде: когда он хотел отступить, они шумно требовали битвы, но когда перед завалами на лесной дороге появились мужики с косами и казаки, его
отряд «накивал конскими хвостами»,
а его взяли…
Они прошли и исчезли за западной заставой, по направлению к Польше, где, как говорили, «уже лилась кровь»,
а в город вступали другие
отряды…
Известно, однако, что он всегда начальствовал
отрядом конных козаков-охотников,
а не простыми гайдамаками.
Максим Яценко заслушался грустного напева. В его воображении, вызванная чудесным мотивом, удивительно сливающимся с содержанием песни, всплыла эта картина, будто освещенная меланхолическим отблеском заката. В мирных полях, на горе, беззвучно наклоняясь над нивами, виднеются фигуры жнецов.
А внизу бесшумно проходят
отряды один за другим, сливаясь с вечерними тенями долины.
В горных делах царила фамилия Каблуковых: старший брат, Илья Федотыч, служил секретарем при канцелярии горного начальника,
а младший, Андрей Федотыч, столоначальником «золотого
отряда».
Куля подозвал двух повстанцев, стоявших с лошадьми, и, отдав одному из них черное чугунное кольцо с своей руки, послал его на дорогу к командиру
отряда,
а сам сел на завалинку у хатки и, сняв фуражку, задумчиво глядел на низко ползущие, темные облака.
В сенях, за вытащенным из избы столиком, сидел известный нам старый трубач и пил из медного чайника кипяток, взогретый на остатках спирта командирского чая; в углу, на куче мелких сосновых ветвей, спали два повстанца, состоящие на ординарцах у командира
отряда,
а задом к ним с стеариновым огарочком в руках, дрожа и беспрестанно озираясь, стоял сам стражник.
—
А я так иначе бы распорядился, — сказал Редедя, — двойные ключи,
отряды — это все прекрасно;
а я бы по пушечке против каждого дома поставил. В случае чего: дворник! выполняй свою обязанность!
— Нет, я вам доложу, — отозвался Перекусихин 1-й, — у нас, как я на службе состоял, один отставной фельдъегерь такой проект подал: чтобы весь город на
отряды разделить. Что ни дом, то
отряд, со старшим дворником во главе.
А, кроме того, еще летучие
отряды… вроде как воспособление!
На другой день
отряд Никиты Романовича продолжал свой путь, углубляясь все далее в темные леса, которые, с небольшими прогулами, соединялись с Брянским дремучим лесом. Князь ехал впереди
отряда,
а Михеич следовал за ним издали, не смея прерывать его молчание.
И Перстень исчез в кустах, уводя за собою коня. Разбойники один за другим пропали меж деревьев,
а царевич сам-друг с Серебряным поехали к Слободе и вскоре встретились с
отрядом конницы, которую вел Борис Годунов.
Было это еще в те времена, когда на валах виднелись пушки,
а пушкари у них постоянно сменялись: то стояли с фитилями поляки, в своих пестрых кунтушах,
а казаки и «голота» подымали кругом пыль, облегая город… то, наоборот, из пушек палили казаки,
а польские
отряды кидались на окопы.
Матвей думал, что далее он увидит
отряд войска. Но, когда пыль стала ближе и прозрачнее, он увидел, что за музыкой идут — сначала рядами,
а потом, как попало, в беспорядке — все такие же пиджаки, такие же мятые шляпы, такие же пыльные и полинялые фигуры.
А впереди всей этой пестрой толпы, высоко над ее головами, плывет и колышется знамя, укрепленное на высокой платформе на колесах. Кругом знамени, точно стража, с десяток людей двигались вместе с толпой…
Даже не поднимаясь на палубу, я мог отлично представить сцену встречи женщин. Для этого не требовалось изучения нравов. Пока я мысленно видел плохую игру в хорошие манеры,
а также ненатурально подчеркнутую галантность, — в отдалении послышалось, как весь
отряд бредет вниз. Частые шаги женщин и тяжелая походка мужчин проследовали мимо моей двери, причем на слова, сказанные кем-то вполголоса, раздался взрыв смеха.
После обыкновенных переписок, требовавших довольного времени, уже 12 апреля выступил из Орской крепости
отряд регулярных войск и успел соединиться с ханом Нурали; но калмыки между тем, подавшись более на юг, столько удалились, что сей
отряд мог только несколько времени, и то издали, тревожить тыл их;
а около Улу-тага, когда и солдаты и лошади от голода и жажды не в состоянии были идти далее, начальник
отряда Траубенберг принужден был поворотить на север и чрез Уйскую крепость возвратиться на Линию.
Кама была открыта, и Казань в опасности. Брант наскоро послал в пригород Осу майора Скрыпицына с гарнизонным
отрядом и с вооруженными крестьянами,
а сам писал князю Щербатову, требуя немедленной помощи. Щербатов понадеялся на Обернибесова и Дуве, которые должны были помочь майору Скрыпицыну в случае опасности, и не сделал никаких новых распоряжений.
Полдневный жар и усталость
отряда заставили Михельсона остановиться на один час. Между тем узнал он, что недалеко находилась толпа мятежников. Михельсон на них напал и взял четыреста в плен; остальные бежали к Казани и известили Пугачева о приближении неприятеля. Тогда-то Пугачев, опасаясь нечаянного нападения, отступил от крепости и приказал своим скорее выбираться из города,
а сам, заняв выгодное местоположение, выстроился близ Царицына, в семи верстах от Казани.
Егеря и казаки удержались кое-как,
а Михельсон между тем переправился с остальным
отрядом; порох перевезла конница, пушки потопили и перетащили по дну реки на канатах.
Полковник Толстой, начальник казанского конного легиона, выступил против Пугачева и 10 июля встретил его в двенадцати верстах от города. Произошло сражение. Храбрый Толстой был убит,
а отряд его рассеян. На другой день Пугачев показался на левом берегу Казанки и расположился лагерем у Троицкой мельницы. Вечером, в виду всех казанских жителей, он сам ездил высматривать город и возвратился в лагерь, отложа приступ до следующего утра.